Сегодня опубликовали новые правила правописания украинского языка, которые заменяет старую версию 1992 года.
Споры вокруг нового правописания уже успели рассорить украинское общество. Одна часть народа одобряла "исконно украинское написание" и максимальный уход от русификации, вторая – радовалась феминитивам, а третья – возмущалась "етерами" вместо "ефіров" и задавалась вопросом: зачем вообще нужно было что-то менять?
Новую редакцию разрабатывала Комиссия по вопросам правописания Минобразования и науки Украины совместно с экспертами-филологами. Александр Скопненко, заместитель директора Института языкознания имени А. А. Потебни, был одним из филологов, который консультировал Комиссию по изменениям в правописании.
Как рассказал Скопненко "Стране", работа над новым правописанием активизировалась только в 2017-2018 годах, а итоговый вариант нового правописания – еще не самый радикальный, каким мог бы быть.
"Страна" обсудила с Александром Скопненко главные изменения в украинском правописании и то, почему украинцы так остро отреагировали на них.
– Вы следите за общественной реакцией на новое правописание?
– Отчасти.
– Как вы относитесь к этой критике?
– Правописание периодически пересматривается во всех странах мира, в этом ничего такого нет. Недавно в Германии меняли правописание, и тоже поднялась волна критики. Например, там, где раньше в немецком языке писали scharfes S (буква ß), теперь надо писать две буквы "s". Такие споры были и во Франции, когда принимали новое правописание. Во всех странах так. Люди не понимают, зачем нужны изменения.
– Может, потому, что нет общественной дискуссии перед принятием нового правописания?
– Нет, потому что люди думают, что правописание должно оставаться неизменным, таким, как они учили в школе. То есть, привычным для людей. Но проблема в том, что язык наполняется новыми словами, заимствованиями из других языков. Поэтому нужно найти баланс между историческим, фонетическим, морфологическим и смысловым принципами правописания. Фонетический принцип – это то, как мы слышим, так и пишем слова. Например, слово "хліб" мы пишем так же, как выговариваем. Морфологический принцип – это, например, слово «боротьба», хоть и произносится через "д", пишется с "т", чтобы показать общее происхождение от слова "боротися". Смысловой принцип – это когда одинаково звучащие слова мы по смислу различаем с помощью большой буквы, как «лев» (животное) и «Лев» (имя).
– А исторический?
– Когда написание слова закрепилось когда-то в прошлом и так же пишется до сих пор. Например, слово «міф» или «міт». Эта форма пришла к нам из греческого языка.
– Та же форма "міт" современному украинцу сильно режет слух. Зачем ее сейчас вводить в правописание?
– Чтобы понять, почему в правописание вносят изменения, нужно знать историю украинского литературного языка. Новый украинско-литературный язык развивается с конца 18-го – начала 19-го века. Впервые украинское правописание на государственном уровне было кодифицировано в 1919 году на основе предложений Ивана Огиенко. В 1928 году на конференции в Харькове утвердили «Скрипниківський правопис». Это правописание объединило две литературно-письменные практики, которые существовали на украинских землях – от Надднепрянщины до Галичины. Но потом Советская власть проводила языковые изменения, чтобы приблизить все языки СССР к русскому правописанию.
– Как, например?
– Самый яркий пример: с 1933-го до 1989-го года в украинском алфавите не было буквы «Ґ». Даже когда я учился в школе, в учебниках писали, что в украинском языке есть звук «Ґ», и приводили такие примеры: «Ґанок», «ҐирлиҐа», «Ґудзик», «дзиҐа», но писали эти слова через «г».
– А до 1933-го года буква «Ґ» была?
– Да, в украинском языке буква «Ґ» существовала с 17-го века, а в 1933-м ее выбросили. Правописание – это часть языковой политики.
– Сегодняшнее изменение в правописание – тоже часть языковой политики, только в обратную сторону: не приблизить, а отдалить украинский от русского языка?
– Нет, это не так. Новое правописание, которое принял Кабинет Министров, сохраняет все существующие постулаты. Во многих словах разрешается вариантное написание, которое было в истории украинского литературного языка. Например, слово «міт» и «міф». Остается «міф». Это литературная норма. Но есть и слово «міт», которое активно использовали в художественной литературе 18-го – 19-го века. Сейчас в обиход вернулся большой массив украинской литературы 20-30-х годов, т.н. "розстріляне відродження". Есть стихи, в которых слово «міт» зарифмовано, и поменять его на «миф» нельзя, потому что разрушится структура стиха. Также большое внимание в новом правописании уделяется адаптации слов иностранного происхождения. Больше всего – из английского языка. Слова, которые писали через дефис, что очень нелогично, например, «віце-прем'ер-міністр», «екс-президент», «екс-міністр», теперь нужно писать без дефиса, так проще.
– Правописная комиссия работала над новым правописанием четыре года…
– Правописание разрабатывали на протяжении десяти лет. В правописную комиссию, созданную Кабмином, входит под два десятка человек, и все это время шли жаркие споры. Сначала был один состав комиссии, потом другой. Было время, когда комиссия собиралась редко, только для исследований. Но в последние годы комиссия начала усиленно работать.
– Некоторые критики считают, что итоговая редакция нового правописания идеально ложится в канву политики "Геть від Москви", которую проводила старая власть. Причем по времени это совпало с активной работой правописной комиссии.
– Члены правописной комиссии – филологи, лингвисты. Политиков там нет. О политических взглядах членов комиссии можно рассуждать только гипотетически. Новую редакцию украинского правописания обещали, если я не ошибаюсь, еще в 2000 – 2001-м году. Потом они не достигли согласия, обсуждение прекратилось и все утихло. Я не член правописной комиссии и не могу отвечать за атмосферу, которая там была, но я думаю, что так сложились обстоятельства. То, что новое правописание разработали при каденции предыдущего президента, я считаю, это просто совпадение, не более. Комиссия как постоянный орган работала десять лет, с 2000-го года, и не зависела от власти.
– Вы не член правописной комиссии, но почему вы комментируете новое правописание, а комиссия – нет? Там нас отправили к вам.
– Я комментирую как эксперт, который связан с исследованием литературного языка. В процессе принятия изменений в правописание со мной консультировались, но у меня не было права голоса. Со мной советовались в частном порядке, а не в официальном.
– Как и когда будут внедряться в жизнь новые правила правописания и где они будут обязательны?
– Они затронут прежде всего редакторов, СМИ, школы и вузы. Министерство образования и науки Украины (МОН) должно утвердить программу внедрения изменений новой редакции правописания. Будет некий переходной период, как после предыдущей редакции правописания в 1989 году. Это значит, что в школе на протяжении определенного периода будут правильными две параллельные нормы. Например, если ученик напишет «святвечір» через дефис или вместе, то это не будет ошибкой до окончания переходного периода, который установит МОН.
– Вы не считаете, что новое правописание еще больше запутывает и усложняет жизнь людям, которые в условиях низкой грамотности в целом по стране и до этого не особо хорошо знали украинский язык?
– Я думаю, что 90% изменений в новом правописании не зацепят ту лексику и фразеологию, которой пользуется большинство людей в обычной жизни. Я хочу подчеркнуть, что правописание нормирует письменный литературный язык. Это никак не создаст проблем в устной ежедневной коммуникации.
– А в журналистских текстах? Как новое правописание повлияет на нашу работу?
– Единственное, что журналистам нужно будет запомнить, это то, что слова «миниспідниця», «пресконференція», «ексміністр», «експрезидент», нужно писать вместе. Вначале это будет сложно, так как все привыкли ставить дефис. Но потом привыкнете!
– А если, например, студент будет защищать дипломную работу и напишет «проект», а не «проєкт», то ему за это снизят балл?
– Будет же переходной период, условно, два или три года. После переходного периода – да, это будет отклонением от норм литературного языка, но до окончания переходного периода нельзя считать это ошибкой.
– Сколько времени нужно, чтобы привыкнуть к новому правописанию?
– Я думаю, что общество успокоится, когда МОН объявит о переходном периоде. Нужно понимать, что мы не меняем написание большинства украинских слов, есть только изменения в иностранных словах и в склонении некоторых украинских слов.
– Но была ли необходимость менять правописание украинского языка именно сейчас?
– Во всех странах время от времени пересматривают нормы правописания. Когда есть вопрос адаптации иностранных слов к генеральной тенденции в литературном языке. Например, вы в школе учили писать слово «тривога» через «и», и вас это не смущает, но в 60-х годах прошлого века писали «трівога» через «і». Также в 60-х годах писали «братік» и это была литературная норма. Павел Тычина писал так в своей поэзии. В Киевской области тоже так говорят, это давняя диалектная форма слова, но в литературном языке правильная форма «братик».
– А вы не считаете, что это неправильно, когда маленькая группа людей, около 20 человек, принимает решения о том, как правильно говорить и писать всей стране?
– Тогда можно сказать, что Верховная Рада тоже не имеет права принимать закон.
– Но депутатов выбирает народ, а комиссию – нет.
– Во всем мире есть центры кодификации и нормализации литературного языка. Например, французская Академия, которая принимает правила употребления и написания слов во французском языке. Это задание ученых, так как они знают историческую мотивацию, почему именно так нужно писать, а не по-другому.
– А общественные обсуждения не нужны?
– А общество на определенном этапе может обсуждать. В августе 2018-го года вариант, который разработала правописная комиссия, был в интернете в открытом доступе, поступило больше тысячи обращений от людей.
– И на это отреагировали?
– Да, конечно. Я сейчас немного пожалуюсь на вашу журналистскую братию, которая сообщила новость, о том, что будут писать «индик» вместо «індик». Но это было на стадии обсуждения в 2018-м году. Комиссия предложила поменять в начале некоторых слов букву «і» на «и», но во время общественных обсуждений комиссия отошла от этого варианта, потому что они увидели, что это не воспринимают в обществе, и норму изъяли.
– Ваш коллега, доктор филологических наук Александр Пономарив прокомментировал общественную критику так: « Хай трудящі заспокояться, нічого страшного, тим паче геноциду немає. Правопис не потрібно обговорювати широким масам. Медики ж не питають у мас, яку кістку потрібно видаляти у людини, а яку ні. Рано чи пізно правопис всі міняють». Вы согласны с этим мнением?
– Я не могу комментировать позицию эксперта. Это его право. Но я скажу, что когда во Франции обсуждали правила литературного языка и кто-то из академиков предложил изъять из французского языка редко употребляемую временную форму, то общественность сказала, что там сидят одни мошенники. Общество всегда относится к изменениям с недоверием. Все думают, что ученные «кабинетные». Это неправда, ученые тоже углублены в общество.
– То есть?
– Правописная комиссия учитывала разные мысли. То, что вы видите в итоговом варианте – компромиссная версия. Были предложения и намного радикальнее. Так, в новом правописании есть варианты написания слов, а некоторые хотели, чтобы «міт», к примеру, была единственной правильной формой.
– Среди ученых?
– И среди общественности тоже. Правописная комиссия пыталась найти компромисс. Потому что всех удовлетворить нереально. Было очень хорошо в 19-м веке, когда монарх подписывал языковые изменения, и это вообще не обсуждалось. Например, французскую Академию основал кардинал Ришелье для повышения престижа и для развития французского языка.
– Так Украине нужен свой Ришелье?
– Проблем в том, что мы не живем в эпоху абсолютизма, когда король и кардинал Ришелье устанавливали правила и они не подлежали обсуждениям. А у нас народ обсуждает.
– А что нам нужно сделать для того, чтобы повысить общую грамотность и престиж украинского языка?
– Член-корреспондент НАН Украины Орест Ткаченко в своих монографиях использовал очень удачный образ: «Язык – это как валюта. Чем крепче государство, тем выше престиж языка». Когда в 19-м веке Германия состояла из нескольких государств, то в других странах немцы быстро ассимилировались. После того, как Германия объединилась, немцы стали намного медленнее ассимилироваться в чужих странах, так как они ощутили, что за ними теперь стоит свое мощное государство.
– Как это относится к Украине?
– Когда в Украине будет мощная экономика, тогда будет подниматься престиж государства. Язык может рассматриваться в абстракции от общества только в научных текстах. На самом деле, язык не может существовать отдельно от общества. Язык – это одна из сторон общества. То есть, какое общество, такой и язык. Если общество технологически развито, если общество уважает культурные традиции, если общество объединенное, престиж языка высокий. Если происходит упадок общества, то и язык не развивается.
– А что вы думаете по поводу квот на телевидении и радио? Они помогают поднять престиж языка?
– Если правописание и язык – это проблема языковедения, то квоты на телевидении – это проблема языковой политики. В каждой стране по- разному подходят к защите местной культуры. Например, в США нет квот из-за того, что их культура доминирует в мировом масштабе. А во Франции законодательство очень строгое. Неиспользование французского языка в официальном употреблении, в песнях и других формах культуры влечет за собой штрафы для владельцев телеканалов, а если и штрафы не подействуют, то за эти нарушения открывают уголовное дело. Французское государство сильное, у них сильная экономика, но даже в таком сильном государстве правительство устанавливает строгие правила для сохранения собственной идентичности. Нигде в мире нет территории, где бы сохранился украинский язык, кроме Украины. Поэтому государство и устанавливает необходимые меры для сохранения языка. Например, в Литве есть Институт литовского языка, у которого есть функция присмотра за публичной сферой. Если СМИ не пользуется литовским языком или использует его в искаженном виде, то они имеют право это СМИ штрафовать.
– За нарушения норм правописания?
– Да, и за устные нормы тоже. В Эстонии в каждом магазине посетитель имеет право на то, чтобы с ним говорили на эстонском языке. Это не значит, что все остальные языки запрещены. Если человеку не предоставят услугу на эстонском языке, то владельцы должны иметь в штате человека, который владеет эстонским языком.
– Это ближе к тому языковому закону, который недавно приняли у нас.
– У Франции правила еще жестче, но никто не выдвигает претензий к правительству.
– Но в той же Франции квота ниже, 40%, и введена не на язык, а на сам контент, производимый в стране. Возможно, и Украине в условиях двуязычности, когда значительная часть населения говорит по-русски, стоило вводить не языковые квоты, а квоты на продукт, сделанный в Украине, неважно на каком языке?
– Вопрос очень сложный. У нас есть много меньшинств: венгерские, румынские, российские, еврейские, польские, болгарские, белорусские. Я перечислил только шесть. Где вы наберете профессиональных актеров?
– Это уже другой вопрос.
– Нет, это вопрос прямой. Актеров нужно будет приглашать из Польши, Венгрии и т.д., и платить им деньги, то есть платить деньги чужой стране.
– Почему чужой? Снимать-то будут в Украине.
– Ну и что? Актеры воспитаны где? Украинское государство не должно заботиться о развитии искусства другой страны.
– Но это будет украинское кино.
– У нас безработица среди актеров, а вы предлагаете приглашать иностранных.
– Мы не предлагаем. Это вы предлагаете.
– Где вы найдете актеров в Украине, которые сыграют на румынском языке?
– А почему не на русском?
– А почему у русского языка больше привилегий?
– Столько же, сколько у других языков по Конституции Украины.
– У всех должны быть равные права, согласно Конвенции ООН по правам человека. Но государство украинское, поэтому лояльнее надо относиться именно к украинскому языку, а не к другим. Украинское государство не должно развивать культуру других стран, а должно создавать равные условия для всех.
– Недавно вышел сериал «Чернобыль». Вы смотрели?
– Слышал о нем.
– Так вот его снимали американцы, а не украинцы. И не в Украине, а в Литве. Знаете, почему? Там действуют налоговые льготы, и режиссерам это выгоднее. Этот сериал (снятый на английском языке, кстати) смотрит с восхищением весь мир, а деньги на нем заработал литовский бюджет. Хотя речь в фильме об Украине, о нашей истории. Вам не кажется, что такой языковой политикой мы сами себя обкрадываем? Что стоит создавать условия для развития культуры, а не квоты и запреты?
– Это претензии к правительству, а не ко мне. Есть такая песня «Якби я був полтавський соцький…» Если бы я был бы волшебником, то я бы создал все условия.
– А это насильственное насаждение любви к украинскому языку – через квоты и запреты российских фильмов и книг, – работает?
– Когда США только начинало развивать свое государство, и там были дискуссии, которые касались государственного языка, то английский язык победил только благодаря тому, что за него проголосовало на пару человек больше, чем за немецкий. А так все могло бы быть иначе. Язык определяет вектор общего развития. Вот, например, на днях на радио мы обсуждали новое правописание, и из Харькова в студию позвонил молодой человек и очень возмущался, что мы притесняем русский язык. А мы обсуждали вопрос правописания, а не языковой политики. Как я могу его изменить, если для него чуждо все украинское?
– Вы думаете, реакция этого человека – это причина, а не следствие языковой политики?
– Я не знаю, какая причина у этого человека, я могу только предполагать.
– Это как раз очень важно. Потому что если такое непринятие возникло как ответная реакция на языковую политику, то его мнение вы как раз можете изменить.
– Я не знаю, какая у него мотивация… У нас постколониальное общество, и, к сожалению, из-за этого мы и столкнулись с такими вопросами. В Литве до 1918 года был польский язык, и нужно было приложить много усилий, чтобы литовский язык заработал. Мы страна, которая развивалась в тоталитарном режиме, если не авторитарном. Например, в 1933 году выбросили букву «Ґ» и никто никого не спрашивал. Никто не знал, как правильно писать, а все, кто знал, попали под репрессии. Никто не протестовал. И никаких общественных дискуссий не было.
