12 мая суд Ивано-Франковска вынес вердикт по делу журналиста Руслана Коцабы, которому прокуратура пыталась инкриминировать госизмену.
Речь идет о знаменитом ролике на Youtube, в котором Руслан назвал войну на востоке братоубийственной, и призвал "всех адекватных людей" уклоняться от мобилизации.
Суд длился почти год, и в итоге, вынес половинчатое решение: Коцаба не изменял родине, но препятствовал законной деятельности Вооруженных Сил Украины в особый период.
Журналисту дали 3,5 года лишения свободы, три из которых он уже отсидел (поскольку по закону Савченко год в СИЗО приравнивается к двум годам тюрьмы).
О перспективах этого дела корреспондент "Страны" побеседовал с Ульяной Коцабой, супругой Руслана.
— Для вас стало неожиданным решение суда?
— Нет, все было ожидаемо и предсказуемо.
— Но прокуратура просила 13 лет.
— Просить можно много чего. Но надо же хоть какие-то доказательства госизмены предоставить.
— Как сам Руслан отреагировал на решение суда?
— Я с ним не общалась после приговора. Это надо спросить у адвоката. Но он настроен дальше подавать на апелляцию.
— Вы часто видитесь с мужем?
— Два раза в месяц прихожу я, и два раза в месяц — его мама. Но дело в том, что я еще и работаю, а на то, чтобы попасть к нему в СИЗО, надо потратить весь день. Утром надо бежать в суд, оттуда до 11 успеть в СИЗО, писать заявку на посещение, и ждать три-четыре часа, пока разрешат зайти. В общем, это растягивается фактически на целый день.
— В каких условиях содержат Руслана?
— Не санаторных, мягко говоря. Камера на три человека. Пару месяцев назад его перевели в более сухую камеру, потому что в предыдущей было совсем сыро. Книги, газеты, телевизор — это им разрешают. Из питания — все передаем. Ну, молочки, молочно-кислого нельзя, никаких консервов, тушенок. Только быстрорастворимые супы, крупы, сыр, масло, колбаса сухая, овощи, фрукты. Все надо переливать в пакетик, даже если это сгущенка.
— А с кем его содержат?
— Один — у него гоп-стоп, и еще один — убийство по неосторожности, муж моей одноклассницы, врач по специальности.
— Как к нему относятся в СИЗО?
— Насколько я знаю, сочувственно. Не гнобят, не обижают. Я слышала, что начальник СИЗо даже обещал пускать к нему журналистов, но такого, чтобы кто-то рвался и его пустили, — такого еще не было.
— Вы ощущаете поддержку со стороны местных журналистов?
— От одни есть поддержка, от других — наоборот: пренебрежение, презрение. Это Минстець работает… Я не особо заморачиваюсь.
— Вы чувствуете травлю со стороны журналистов?
— Нет, я довольно толстую шкуру давно отрастила, поэтому уже давно не реагирую на оскорбления в соцсетях. Да их, собственно, уже и нету. Люди ведь смотрят телевизор, и видят, что вокруг творится. Но поначалу, когда его только посадили, было страшно. Первые месяцы… Мне лично не угрожали, но все эти письма, которые приходят в личку в соцсетях… Я не считаю это серьезными угрозами. И поддержки было больше чем угроз.
— А как ваши дети это переживают? Они же еще маленькие.
— Две девочки, но на эту тему я не хочу говорить. Вообще не надо их трогать.
— Но вы хотя бы объяснили им, где их отец?
— Да, в пределах необходимого я им объяснила, но я стараюсь эту тему пореже поднимать.
— Поддержка международных организаций вам чем-то помогает?
— Ну, пиар никогда лишним не бывает. Только вынесение этой проблемы на как можно более широкое обсуждение… Только так мы можем добиться справедливости. В начале июня я поеду в Германию, по приглашению международной антивоенной организации. Там будет пресс-тур по пяти городам. И тоже будет и обсуждение, и информирование, и встречи с журналистами. Я думаю, это будет своего рода неплохое давление.
— Какие перспективы у этого дела?
— Перспективы разные есть. Я думаю, что решение суда, во многом, будет зависеть от того, какой будет реакция общества. Как среагируют люди, международные организации, журналисты, что будет твориться в соцсетях. И они могут "почистить" приговор — либо туда, либо сюда. Могут и больше дать: они же дали ниже нижней планки (статья 114-1 УК предполагает от 5 до 8 лет лишения свободы — Авт.), учитывая, что у него на иждивении есть несовершеннолетние дети, и старенькая мать, у которой плохое состояние здоровья. Но может быть и иначе. Пока приговор не вступит в силу, у него день за два идет. Месяц есть на подачу апелляции, потом еще неясно, когда назначат слушания. В итоге, его могут освободить в зале суда, чтобы продемонстрировать торжество справедливости. Не знаю. Посмотрим, как карта ляжет.
